Автор стихов Снег
ДОНБАСС НЕПОКОРЁННЫЙ
Он между адом и Мессией
Открыт ветрам со всех сторон.
Мой дом, оплот иной России –
Прекрасен и непокорён.
Он стал в степи во время Оно
Природе и врагам назло,
От измождённых терриконов
До святогорских куполов.
Он русский не забыл обычай,
Он не склонил могучих плеч,
Его руке равнО привычен
Отбойный молоток и меч.
Он в сердце не носил обиду,
Он в бурях не терял лицА,
Его солдаты шли на гибель,
Умывшись водами Донца.
Он без расчёта тратил силы,
Своих не оставлял в беде,
И с высоты Саур-Могилы
Без страха ждёт грядущий день!
2015
*****
Ты дальше прочих изгнана из рая
Ты дальше прочих изгнана из рая,
И всё бредёшь, «особый путь» кляня.
Я Родину, как мать, не выбираю,
Но верю, что ТЫ выбрала меня
Из всех неполноценных и запойных.
Здесь с Библией соседствует Коран,
Твой полумир разнообразят войны.
Ты – жертвенник, ты – капище, ты – Храм.
Ты так животворяща и тлетворна,
Что без молитвы быть в тебе нельзя.
Опять твои не прорастают зёрна,
Опять недолговечные князья
Юродствуют, кликушествуют, пляшут.
А я с колен шепчу тебе – прости…
Твоя земля – отравленная чаша,
Но мимо губ её не пронести.
Ты – вечный ад для маленьких и слабых.
Я мал и слаб. Спасибо, что ты есть,
Что есть цена твоей великой славы,
Что каторжным клеймом благая весть
На всех твоих залитых кровью датах,
В разорванных инфарктами сердцах.
Я шёл к тебе контуженным солдатом,
Зачавшим позже моего отца.
В тебе скипелось ложное величье
Столиц, из ночи делающих день,
И вечное немое безразличье
Пустеющих недужных деревень.
Скитается Христос и спит Гагарин
В плену твоих равновеликих зим.
Я – твой великоросс, я – твой татарин,
Я – твой белоголовый угро-финн.
Из-за тебя и брат идёт на брата,
Хотя обоим ты не по нутру.
А я прошу – роди меня обратно,
Ведь я ещё не раз в тебе умру.
*****
Мне повезло
На вкус и запах снег как будто прежний,
Но даже эта мысль — не в первый раз.
А в том году, в котором умер Брежнев,
Меня водили во 2 «В» класс.
Терялись часто с валенок галоши,
За что ругали словом «ротозей»,
И я бывал, как правило – Серёжа,
И только очень изредка – Сергей.
Домой являлись «грязные, как черти»,
И даже странно – помню до сих пор,
Что не боялись ни ремня, ни смерти,
Но до смерти боялись «Чёрных штор».
Всегда имелось вдоволь манной каши
На зависть негритятам США,
Во весь опор с экранов мчались НАШИ,
Не наших убивая и кроша.
Мы были бестолковы и беспечны
В свои 80-е года,
И всё казалось правильным и вечным,
И мама с папой были навсегда.
Но верю я, что мальчик тот не сгинул,
Живёт во мне, покуда я живой,
И всё, что было для него рутиной,
Обласкано сопливою тоской.
И пусть рука перебирает чётки
Красивых заграниц и новых вер,
Но шепчет мозг отравленной печёнке:
Мне повезло, я жил в СССР.
*****
Разведчик
А я мечтал отлёживать бока
Хоть пару дней под крышей тёплой хаты,
Но в штабе захотели «языка»,
И снова ночь, пурга и маскхалаты.
Вжиматься в снег, молиться и дрожать
На пару с Лёхой, бывшим уркаганом.
Я весь как есть, от фляги до ножа,
Распихан по подсумкам и карманам.
Передний край – не строим план на век,
Готовимся к Создателю, а впрочем
Уж нам-то с Лёхой жаловаться грех,
Нам повезло поболее, чем прочим.
Мы не робеем генеральских звёзд,
Не жмёмся, и не втягиваем шеи,
Не бегаем в атаку в полный рост,
Не роем бесконечные траншеи.
Мы слышали, как Ставку матерят,
Ух, нам такое приходилось слушать!
Такое видели – поверится навряд,
Разведка, ведь она – «глаза и уши».
Заветы Божьи – как удар под дых,
Нас рай не ждёт, вы посудите сами –
Мы резали беспечных часовых,
А после прикрывались их телами.
У ганса Рождество, у ганса шнапс.
Он в пятый раз прочёл письмо из дома.
А вот и мы! А вы не ждали нас!
Давайте руки, будемте знакомы.
Теперь его семнадцать вёрст переть
Без шума, по болоту и оврагам.
Нам не подходит доблестная смерть,
Нам смерть не посчитают за отвагу.
Но я и мёртвый выполню приказ,
Вокруг постов пройду путём окольным,
«Язык» мой будет очень языкаст,
Товарищ Сталин может спать спокойно.
*****
Север и Юг
Я был готов на вечность и на время,
От алтаря до смерти, до беды.
Горячий Юг взрастил весною семя,
Но Север уничтожил все плоды.
И был я оскорблён и искалечен,
И с болью с глаз сходила пелена,
Но из страны Невероятных Женщин
Ко мне вдруг переехала Она.
И я простил моей нежданной Еве
Жестокий мир телестиальных мук.
В Её чертах преобладает Север,
Но мой язык нашёл тропу на Юг.
Четыре месяца – и много и немного
Мы обходили правила игры,
Я позабыл про заповеди Бога,
Узнав Её снаружи и внутри.
Мы как сектанты прятались от мира,
Проваливались в чёрную дыру.
Мы ездили на Юг – в мою квартиру,
Но разлучал нас Север поутру.
А время за окном неумолимо
Вело других к порогу декабря,
Но мы вдали от них меняли климат
И путали листки календаря.
И я не отделил зерно от плевел,
Но лишь открытой кожей узнаЮ –
Где прошлого осколки – это Север,
А где постель Любимой – это Юг.
06.12.14
*****
Первым
Вкус кубинских плодов, терпкий запах казахской полыни,
Бесконечная даль не проложенных прежде дорог…
Волны бились о борт отплывающей “Санта-Марии”,
И дрожала земля, в первый раз провожая “Восток”.
Уходила земля, растянувшись струною гитары,
Резко падала вниз под огнём реактивных турбин,
Для матросов мешки из холстины готовили старой,
Но ложилась судьба в основание книг и картин.
Ни награды, ни титул – одна неразумная вера,
Наплевать на почёт и всё золото робких вождей,
Лишь бы слышать, как с мачты кричат долгожданное
“Теrra!”,
Лишь бы трогать металл воплощенных абстрактных идей.
Обрубали концы, сжав в кулак свои страхи и нервы,
Проходили сквозь стены, глотая обиды и дым,
Тот, кого зачинали с расчётом, что быть ему первым,
Тот, кого, как ни тщись, невозможно представить вторым.
*****
Поздно оплакивать
Поздно оплакивать, поздно –
в голенях прячется страх
шестиконечные звёзды,
цифры на детских руках.
думалось, это не с нами –
Мюнхен. Москва. Тегеран.
жгут на кострах христиане.
жгут на кострах христиан.
верилось, канут навеки
братские горы костей.
новые сверхчеловеки
с правдой пещерных людей
череп измерят не сразу.
тот, кто успеет – сбежит…
строятся высшие расы,
колют готический шрифт,
в стаи сбиваются шустро…
глянем в начало начал –
что там сказал Заратустра?
лучше бы он промолчал.
скоро займутся как прежде
жерла концлагерных труб
чем они метят одежду?
крест? полумесяц? трезуб?
чьи это марши снаружи?
в окна не смотрим, дрожим
головы прячьте поглубже –
голову пОднял фашизм!
*****
Изабелла не сменит бельё
Астурийцы! Сражались вы смело —
Эти земли получите в дар!
Но не сменит бельё Изабелла*,
Если нам не видать Гибралтар.
Нынче выжившим – многие лета,
Нынче братья – и гранд и вассал,
Мы пришли, чтобы сталь из Толедо
Испытала дамасскую сталь.
Что теперь неприступные стены?
Дон Пелайо**, мы стали сильней!
Посмотрите, как падает пена
С нежных губ андалузских коней.
Будут в рощах цвести апельсины,
Будут дома нас жёны ласкать,
Но протяжный напев муэдзина
Не услышит сегодня закат.
Пусть трепещут все ангелы ада,
Меч из ножен, и стяг – на копьё!
С нами Бог, перед нами – Гранада!
Изабелла не сменит бельё!
2006
*известная история последнего этапа Реконкисты,
продолжавшегося 8 веков освобождения Испании от
власти арабов. Изабелла Кастильская дала обет не менять
исподнего до тех пор, пока не падёт Гранада — последний
оплот мавров на Пиренейском п-ве.
**легендарный вождь Астурии — единственной области
Испании, никогда не покорившейся арабам.
*****
Повар
Четвёртый час терзает особист
из Ленинграда.
– Крупа, тушёнка, соль, лавровый лист…
не клал я яда!
Потом его денщик принёс
грамм триста сала,
почём мне знать, с чего понос
у генерала?
А тот опять про яд. И мат
до одуренья…
Вот дал работку мне комбат
после раненья!
Оно-то пуле всё равно –
Стрелок ли, повар.
Вот прежний кухарь был – говно,
А жалко, помер.
Пехоте тяжко, спору нет,
но всё ж в окопах,
а я таскаю всем обед,
сверкая жопой.
Пришёл с позиции солдат –
поел, проспался,
а я – следи, чтобы наряд
не вынул мясо.
Начальству плохо, или чё –
хоть лезь на ветку.
Вот подлечу чуток плечо –
вернусь в разведку.
*****
Фабрика смерти
«Папа, а по облакам можно ходить?»
Один знакомый мальчик.
В Центральном роддоме орёт детвора,
Палаты, палаты, палаты…
Толпятся под окнами прямо с утра
Хмельные и трезвые папы.
Немного сумбурно и шумно отчасти,
Но вот – неприметная дверь.
Живёт здесь среди ежедневного счастья
Привычная тихая смерть.
Потёртый металл акушерского кресла,
Стерильно – спасибо врачам.
Здесь ЧИСТЯТ от тех, кто зачат был не к месту,
Чуть-чуть зазевавшихся мам.
Они ведь не люди – живые комочки
На смутном рентгеновском снимке,
Они не разбудят, крича среди ночи,
Не влезут в отцовы ботинки,
Не спросят: “А можно ходить в облаках?”,
Не скатятся с горки на попе,
Стальная кюретка в умелых руках
Их режет на части в утробе.
Обрывки малюсеньких ручек и ножек
В блестящем помойном ведре.
Порой их оплачут – не звери ведь всё же
На тесном больничном дворе.
Потом отвлекутся за тысячей дел,
У каждой – проблемы, заботы,
Кому — на экзамен, кому – на панель,
Кому – по работе в Европу.
К тому же – поддержка друзей и знакомых,
Довольный жених или муж…
Лишь изредка снятся, не зная – ЗА ЧТО ИХ?
Зародыши преданных душ.